Муравьёва(Чернышёва) Александра Григорьевна — Биография
Алекса́ндра (Александри́на) Григо́рьевна Муравьёва (1804 — 22 ноября 1832, Петровский Завод), урождённая графиня Чернышёва, сестра декабриста З. Г. Чернышёва, жена декабриста Н. М. Муравьёва, последовала за ним в Сибирь.
(Точные день и месяц рождения неизвестны, к сожалению!)
Декабристы, заключённые в Читинском остроге, называли эту очаровательную женщину своим «ангелом-хранителем». Она была вынуждена оставить в Петербурге на попечение родственников троих малолетних детей, которых она больше никогда не увидит. Также отреклась от гражданских прав, подписав те страшные условия — текст которых начертала на батистовом платке — до наших дней сохранилась эта реликвия — свидетельство величайшей душевной щедрости, на которую способна русская женщина. Легальными и нелегальными путями она получала из России огромные денежные суммы и все тратила на то, чтобы облегчить, украсить жизнь декабристов.
Ранние годы
Дочь действительного тайного советника графа Григория Ивановича Чернышёва (1762—1831) и Елизаветы Петровны Квашниной-Самариной (1773—1828). Вместе с сестрами получила превосходное домашнее образование, учителем рисования у них был Маньяни. Чернышёвы смогли воспитать в своих детях душевное благородство, и привить им нежную любовь друг к другу.
«Её красота внешняя равнялась её красоте душевной», — вспоминал о Муравьёвой Розен. Она была выше среднего роста, блондинка, кровь с молоком и широковатого телосложения; жившие в Петербурге англичане находили её очень похожей на принцессу Шарлотту.
После 14 декабря
22 февраля 1823 года она стала женой Никиты Михайловича Муравьёва. Мужа арестовали в имении её родителей, на глазах у беременной жены, ждавшей третьего ребёнка, маленьких детей и больных тестя и тёщи. Столько раз она умоляла Никиту не иметь никаких тайн от неё. Сколько раз он хотел открыться ей, но честь не позволяла ему подвести товарищей. А теперь после декабрьского восстания ему уже ничто не могло помочь, он — узник Петропавловской крепости, и всё, что он может — это просить Александру молить за него Бога. Допросы, очные ставки, одиночная камера, предчувствие трагической развязки и желание умереть.
Страшное письмо пишет Алесандрине её муж Никита Муравьёв из крепости:
«Мой добрый друг, помнишь ли ты, как при моём отъезде говорила мне, что можно ли опасаться, не сделав ничего плохого? Этот вопрос тогда пронзил мне сердце, и я не ответил на него. Увы! Да, мой ангел, я виновен, — я один из руководителей только что раскрытого общества. Я виновен перед тобой, столько раз умолявшей меня не иметь никаких тайн от тебя... Сколько раз с момента нашей женитьбы я хотел раскрыть тебе эту роковую тайну... Я причинил горе тебе и всей твоей семье. Все твои меня проклинают. Мой ангел, я падаю к твоим ногам, прости меня. Во всём мире у меня остались только мать и ты. Молись за меня Богу: твоя душа чиста, и ты сможешь вернуть мне благосклонность неба».
Наконец-то ей всё стало понятно. И роль её в своей семье тоже — она жена, пусть государственного преступника, но жена. Нужно ехать в Петербруг, поддержать мужа. Через два дня он получил письмо от жены, в котором была не просто поддержка, но и само мужество, сама самоотверженность:
«Мой добрый друг, мой ангел, когда я писала тебе в первый раз, твоя мать не передала еще мне твое письмо, оно было для меня ударом грома! Ты преступник! Ты виновный! Это не умещается в моей бедной голове... Ты просишь у меня прощения. Не говори со мной так, ты разрываешь мне сердце. Мне нечего тебе прощать. В течение почти трех лет, что я замужем, я не жила в этом мире, — я была в раю. Счастье не может быть вечным... Не предавайся отчаянию, это слабость, недостойная тебя. Не бойся за меня, я всё вынесла. Ты упрекаешь себя за то, что сделал меня кем-то вроде соучастницы такого преступника, как ты… Я — самая счастливая из женщин. Письмо, которое ты мне написал, показывает всё величие твоей души. Ты грешишь, полагая, что все мои тебя проклинают. Ты знаешь безграничную привязанность к тебе. Если бы ты видел печаль бедной парализованной мамы! Последнее слово, которое я от неё услыхала, было твоё имя. Ты говоришь, что у тебя никого в мире нет, кроме матери и меня. А двое и даже скоро трое твоих детей — зачем их забывать. Нужно себя беречь для них больше, чем для меня. Ты способен учить их, твоя жизнь будет им большим примером, это им будет полезно и помешает впасть в твои ошибки. Не теряй мужества, может быть, ты еще сможешь быть полезен своему Государю и исправишь прошлое. Что касается меня, мой добрый друг, единственное, о чем я тебя умоляю именем любви, которую ты всегда проявлял ко мне, береги свое здоровье…».
Несомненно, получить такое письмо от жены — это получить силы, твёрдость духа. «Не теряй мужества, может быть, ты еще сможешь быть полезен своему Государю и исправишь прошлое». Вряд ли она понимала, что это не трагическая случайность, а, скорее, конец жизни, которую он сам изменил своими руками и теперь уже не может ничего с этим поделать.
Через подкупленную стражу она отправляет мужу записки, посылает и портрет, специально заказанный художнику Соколову для передачи в крепость. Муж никогда не будет расставаться с этим портретом: «В минуту наибольшей подавленности мне достаточно взглянуть на твой портрет, и это меня поддерживает». Александра Григорьевна выполняет и тайные просьбы мужа уничтожить все документы, рукописи, книги, связанные с восстанием. А он пишет своей ненаглядной Сашези, как он её именует, каждый день. «Я беспрестанно о тебе думаю и люблю тебя от всей души моей. Любовь взаимная наша достаточна для нашего счастья. Ты сама прежде мне писала, что благополучие наше в самих нас». «Милая Сашези, укрепляй себя, не предавайся печали, я тебя люблю от всей души, от всего сердца, от всех способностей моих». «Твои письма, милый друг, и письма маменьки производят на меня такое впечатление, будто самый близкий друг каждый день приходит побеседовать со мной. Время от времени я перечитываю всю мою коллекцию, которая стала теперь довольно многочисленной. Моя мысль не в тюрьме, она всё время среди вас, я вас ежечасно вспоминаю, я угадываю то, что вы говорите, я испытываю то, что вы чувствуете».
Их любовь была самозабвенной, их семья ко времени ареста была испытана несколькими годами счастливой жизни. Разрешение следовать за мужем Александра Муравьёва получила 26 октября 1826 года. Оставив у свекрови троих малолетних детей, одна из первых жён декабристов последовала за мужем. Проезжая через Москву, Муравьёва виделась с А. С. Пушкиным, который передал ей свои стихи, адресованные декабристам «Во глубине сибирских руд…», и послание к И. Пущину — «Мой первый друг, мой друг бесценный…».
В феврале 1827 года прибыла в Читинский острог. Огромную материальную помощь в Сибири оказывала им мать Муравьёвой, получившая крупное наследство после отца — барона Ф. М. Колокольцова; посылал деньги Александре Григорьевне и отец её, граф Г. И. Чернышёв.
Муравьёва мучительно переживала разлуку с тремя маленькими детьми, оставленными в России; вскоре жестоким ударом явилась для неё смерть сына; тяжело перенесла она кончину матери (в 1828 году) и горячо любимого отца (в 1831 году). Наконец, глубочайшим горем для Муравьёвой была гибель двух её дочерей, родившихся в Петровском заводе.
И хотя Александра Григорьевна была человеком огромного самообладания, силы её начали сдавать и всё чаще в письмах к родным прорывались нотки беспросветной тоски и обреченности. В письме к свекрови она писала, после кончины дочери Ольги:
«Я по целым дням ничего не делаю. У меня нет ещё сил взяться ни за книгу, ни за работу, такая всё ещё на мне тоска, что все метаюсь, пока ноги отказываются. Я не могу шагу ступить из своей комнаты, чтобы не увидеть могилку Оленьки. Церковь стоит на горе, и ее отовсюду видно, и я не знаю, как, но взгляд невольно постоянно обращается в ту сторону».
За полгода до смерти она — 27-летняя женщина — писала: «Я старею, милая маменька, Вы и не представляете себе, сколько у меня седых волос». С каждым месяцем её здоровье становилось всё хуже и хуже. В конце октября 1832 года Муравьёва сильно простудилась и, проболев около трёх недель, 22 ноября 1832 года скончалась в Петровском Заводе.
Это была первая смерть в кругу декабристов, и к тому же смерть чудесного по своим душевным качествам человека. О её смерти в письмах декабристов и их жён, а также в мемуарной литературе, сохранилось немало откликов. Е. Нарышкина писала к матери:
«26 числа прошлого месяца бренные останки нашей милой г-жи Муравьёвой были преданы земле; вы хорошо понимаете, что мы испытали в этот миг. Все слезы были тут искренни, все печали — естественны, все молитвы — пламенны. Она обладала самым горячим, любящим сердцем, и в ней до последнего вздоха сохранился самоотверженный характер; характер матери, любящей своих детей».
Басаргин писал, что из их среды смерть избрала «жертву самую чистую, самую праведную»; М. Н. Волконская считала её «святой женщиной, которая умерла на своем посту»; Лорер выразил мнение всех заключенных декабристов в словах: «общая наша благодетельница».
Никита Муравьёв стал седым в 36 лет — в день смерти жены. Александра Муравьёва завещала похоронить себя рядом с отцом, но Николай I упорно не давал разрешения перевезти её прах в Россию. Над её могилой по желанию мужа была выстроена часовня с неугасимой лампадой. Лампада эта светилась ещё через 37 лет после её смерти.
Дети
Екатерина Никитична (16.03.1824 — 1870), умерла от душевной болезни.
Михаил Никитич (1825 — 1828);
Елизавета Никитична (13.03.1826 — 7.05.1844)
Софья (Ноннушка) Никитична (15.03.1829 — 7.04.1892), с 1848 года замужем за Михаилом Илларионовичем Бибиковым (1818 — 1881). После смерти своих родителей была перевезена в Петербург, где определена в царский пансион. До конца жизни носила траур по родителям, умершим в Сибири. Последние десятилетия своей жизни прожила в Москве, в собственном доме на Малой Дмитровке. По воспоминаниям внучки, её дом был настоящим музеем.
Ольга Никитична (11.12.1830 — 1831).
Аграфена (Агриппина) Никитична (род. и ум. 1831).
