Савичева Татьяна Николаевна
Савичева Татьяна Николаевна

Савичева Татьяна Николаевна — Биография

Татья́на Никола́евна Са́вичева (23 января1930, Дворищи, Лядский район, Ленинградская область — 1 июля 1944, Шатки, Горьковская область) — ленинградская школьница, которая с начала блокады Ленинграда начала вести дневник в записной книжке, оставшейся от её старшей сестры Нины. В этом дневнике девять страниц, на шести из которых даты смерти близких ей людей — матери, бабушки, сестры, брата и двух дядей. Почти вся семья Тани Савичевой погибла во время ленинградской блокады в период с декабря 1941 года по май 1942 года. Сама Таня была эвакуирована, но её здоровье было сильно подорвано, и она тоже умерла. Блокаду пережили только её старшая сестра Нина и старший брат Михаил, благодаря которым дневник Тани стал одним из символов Великой Отечественной войны.

Детство

Таня родилась 23 января 1930 года в селе Дворищи под Гдовом, но, как и её братья и сёстры, выросла в Ленинграде (из-за чего очень часто её местом рождения ошибочно указан Ленинград). Её мама, Мария Игнатьевна Савичева (в девичестве — Фёдорова, родилась в 1889), заранее решила, что не будет оставаться для родов в Ленинграде и Таня появится на свет в деревне. Будучи на последнем месяце беременности, Мария поехала в Дворище, в дом, где жила её сестра Капитолина, чей муж был врачом и помог принять у Марии роды. Назад в Ленинград она вернулась, когда Тане уже было несколько месяцев. Известно три возможные даты рождения Тани: 25 января 1930 года — эта дата встречается во многих источниках и, вероятно, подогнана под Татьянин день; 23 февраля 1930 года — такая дата написана на мемориальной доске во дворе её дома; 23 января 1930 года — Лилия Маркова в своей статье «Блокадная хроника Тани Савичевой» утверждает, что именно эта дата является настоящей датой рождения Тани Савичевой.

Отцу Тани — Николаю Родионовичу Савичеву — в годы НЭПа на 2-й линии Васильевского острова в доме № 13/6 принадлежала открытая им в 1910 году «Трудовая Артель братьев Савичевых» с пекарней и булочной-кондитерской при ней, а также кинотеатр «Совет» на углу Суворовского проспекта и 6-й Советской улицы. В булочной работали сам Николай, Мария и три брата Николая — Дмитрий, Василий и Алексей.

Таня была пятым и самым младшим ребёнком Марии и Николая. У неё было две сестры — Евгения (родилась в 1909) и Нина (родилась 23 ноября 1918); и два брата — Леонид «Лёка» (родился в 1917) и Михаил (родился в 1921). Появление в их семье пятого ребёнка Нина Савичева спустя много лет вспоминала так:

В 30-е годы Николай Савичев, как нэпман, стал «лишенцем», а в 1935 году семья Савичевых была выслана НКВД из Ленинграда за 101-й километр в район Луги, но через какое-то время она смогла вернуться в город, однако Николай в ссылке заболел и умер от рака 5 марта 1936 года в возрасте 52 лет. Его похоронили на Смоленском православном кладбище недалеко от часовни Ксении Блаженной, где ранее в 1916 были похоронены его сын и две дочери, умершие в младенческом возрасте от скарлатины.

Высшее образование Тане и её братьям и сёстрам, как детям «лишенца», получить было невозможно. Они также не имели права вступать в комсомол и учиться в вузах. К началу войны Нина и Женя работали вместе на Невском машиностроительном заводе имени Ленина (Женя — в архиве, а Нина — в конструкторском бюро), Леонид служил строгальщиком на Судомеханическом заводе, а Миша окончил фабрично-заводское училище и на тот момент работал слесарем-сборщиком. Мария стала белошвейкой, работала мастером-надомником в швейной «Артели имени 1 Мая» и считалась там одной из лучших вышивальщиц.

Леонид увлекался музыкой и вместе с друзьями создал самодеятельный струнный оркестр. Часто они проводили репетиции в его квартире — у Савичевых было много музыкальных инструментов: пианино, гитары, банджо, балалайка, мандолина. В свободное время Савичевы устраивали домашние концерты: Леонид с Михаилом играли, Мария с Таней пели, остальные держались припевкой.

В памяти Нины и Миши Таня осталась как очень застенчивая и не по-детски серьёзная:

От матери Тане достался «ангельский» голос. Особенно хорошие отношения у Тани были с её дядей Василием. У него в квартире была небольшая библиотека, и вопросы о жизни Таня задавала именно ему. Вдвоём они часто гуляли вдоль Невы.

Блокада

К началу войны Савичевы жили всё в том же доме № 13/6 на 2-й линии Васильевского острова. Таня вместе с матерью, Ниной, Леонидом, Мишей и бабушкой Евдокией Григорьевной Фёдоровой (в девичестве — Арсеньевой, родилась в 1867) жила на первом этаже в квартире № 1. Женя к тому моменту вышла замуж за Юрия Николаевича Путиловского и переселилась на Моховую улицу (дом № 20, квартира № 11), но их отношения не заладились и они развелись. Несмотря на развод, Женя продолжала жить на Моховой, наведываясь домой в основном по воскресеньям. Этажом выше в доме № 13/6 жили два дяди Тани: Василий и Алексей. После ликвидации «Артели» они сменили профессию: Василий стал директором магазина «Букинист» на Петроградской стороне, а Алексей до пенсии работал заводским снабженцем. Их брат Дмитрий умер ещё до начала войны, а его жена, Мария Михайловна Савичева, скончалась в феврале 1942 года в возрасте 46 лет (похоронена на Пискарёвском кладбище).

В конце мая 1941 года Таня Савичева закончила третий класс школы № 35 на Съездовской линии (теперь Кадетская линия) Васильевского острова и должна была в сентябре пойти в четвёртый.

Лето 1941 года Савичевы планировали провести в селе Дворищи под Гдовом у Чудского озера у сестры Марии — Капитолины, у которой жили ещё два брата Николая: Григорий и Гавриил. 21 июня Михаил сел на поезд, отправляющийся в Кингисепп. Через две недели, отпраздновав день рождения бабушки, туда должны были отправиться Таня с мамой. Леонид, Нина и Женя собирались приехать в Дворищи в зависимости от того, когда кому из них дадут отпуск на работе. В день нападения Германии на СССР 22 июня их бабушке Евдокии Григорьевне исполнилось 74 года. Узнав о начале войны, Савичевы решили остаться в городе и помогать армии.

Леонид в первые же дни пошёл с друзьями в районный военкомат. Но ещё задолго до этого он стал белобилетником из-за своей близорукости, и поэтому в армию его не взяли. К тому же его не отпустил начальник цеха, мотивируя это как его плохим зрением, так и тем, что уже две трети рабочих цеха ушли, а завод собирался переходить на срочные военные заказы. Его дядя Василий, имея боевой опыт и медаль за Первую мировую войну, попытался записаться добровольцем в отряд народного ополчения, но получил отказ. Другого дядю, Алексея, на фронт не взяли по возрасту: ему был уже 71 год. Нина с заводскими сослуживцами стала рыть окопы в Рыбацком, Колпино, в Шушарах, после чего начала дежурить на вышке поста воздушного наблюдения в штабе заводского МПВО. Женя тайком от бабушки и мамы стала сдавать кровь для спасения раненых бойцов и командиров. Работа Марии Игнатьевны, как и всех швейных мастерских в городе, теперь была сосредоточена на производстве военного обмундирования. Таня, как и все ленинградские дети, в те дни помогала очищать чердаки от мусора и собирала стеклянную тару для зажигательных бутылок.

Когда Савичевы узнали, что 9 июля Псков был захвачен немцами, у них пропала надежда, что Миша сможет вернуться домой. Со временем они стали считать его погибшим, не зная, что он попал в партизанский отряд, и переживет войну.

16 сентября в квартире Савичевых, как и во многих других, был отключён телефон.

3 ноября в Ленинграде с большим опозданием начался новый учебный год. Всего открылось 103 школы, в которых обучалось 30 тысяч школьников. Таня ходила в свою школу № 35 до тех пор, пока с наступлением зимы занятия в ленинградских школах постепенно не прекратились.

Женя

Первой не стало Жени. К декабрю 1941 года в Ленинграде остановилась работа транспорта. Улицы города были полностью занесены снегом, который не убирался всю зиму. Чтобы попасть на завод, Жене приходилось идти от дома пешком почти семь километров. Иногда она оставалась ночевать на заводе, чтобы сохранить силы для работы еще на две смены. Однако здоровья у неё уже не хватало. Однажды Женя не пришла на завод. Обеспокоенная её отсутствием, утром в воскресенье 28 декабря Нина отпросилась с ночной смены и поспешила к сестре на Моховую. К приходу Нины Женя уже умирала и скончалась на руках у сестры. Жене было 32 года. Вероятно, чтобы не забыть дату смерти Жени, Таня и решила её записать. Для этого она взяла записную книжку Нины, которую той подарил когда-то брат Лёка. Половину книжки Нина превратила в справочник чертёжника-конструктора, заполнив ее сведениями о задвижках, вентилях, клапанах, трубопроводах и прочей арматуре для котлов. Другая половина книжки, с алфавитом, оставалась чистой. Таня решила писать на ней.

На странице под буквой «Ж» Таня пишет:

Даже сами Нина и Миша долгое время считали, что записи Таня делала синим химическим карандашом, которым Нина подводила глаза. И только в 2009 эксперты «Государственного Музея истории Санкт-Петербурга», готовя дневник к закрытой экспозиции, с точностью установили, что записи Таня делала не химическим карандашом, а обычным цветным.

Вначале Женю хотели похоронить на Серафимовском кладбище. Однако это оказалось невозможно из-за того, что все подступы к воротам кладбища были завалены трупами, которые некому было хоронить. Поэтому было решено отвезти тело Жени на Остров Декабристов и похоронить там на Смоленском лютеранском кладбище. С помощью её бывшего мужа Юрия удалось достать гроб. По воспоминаниям Нины, уже на кладбище Мария Игнатьевна, склонившись над гробом старшей дочери, произнесла фразу, которая для их семьи стала роковой: «Вот мы тебя хороним, Женечка. А кто и как нас хоронить будет?».

Бабушка

19 января 1942 года вышло постановление открыть столовые для детей в возрасте от восьми до двенадцати лет. Таня ходила в них вплоть до 22 января. 23 января ей исполнилось двенадцать лет, вследствие чего по меркам блокадного города в семье Савичевых «детей не стало» и отныне Таня получала такую же норму хлеба, как и взрослый человек.

В начале января Евдокии Григорьевне был поставлен страшный диагноз: третья степень алиментарной дистрофии. При таком состоянии требовалась срочная госпитализация, но бабушка отказалась, ссылаясь на то, что ленинградские больницы и без того переполнены.

25 января, спустя два дня после дня рождения Тани, её не стало. В книжке Нины на странице с буквой «Б» Таня пишет:

Перед смертью бабушка очень просила, чтобы не выбрасывали её карточку, потому что её можно было использовать ещё до конца месяца. Так делали многие в Ленинграде, и это на какое-то время поддерживало жизнь родственников и близких умершего. Чтобы исключить такое «незаконное пользование» карточками, впоследствии была введена перерегистрация в середине каждого месяца. Поэтому в свидетельстве о смерти, которое Мария Игнатьевна получила в райсобесе, стоит другое число — 1 февраля. Где бабушку точно похоронили — Нина Савичева не помнит. Она и Лёка к тому моменту уже давно были на казарменном заводском положении и дома почти не бывали. Возможно, Евдокию Григорьевну похоронили в братской могиле на Пискарёвском кладбище.

Нина и Миша

28 февраля 1942 Нина должна была прийти домой, но так и не пришла. В тот день был сильный артобстрел, и, видимо, Савичевы посчитали Нину погибшей, не зная, что Нина вместе со всем предприятием, где она работала, была спешно эвакуирована через Ладожское озеро на Большую Землю. Письма в осаждённый Ленинград почти не ходили, и Нина, как и Миша, не могла передать родным никакой весточки. В дневник сестру Таня не записала возможно потому, что ещё надеялась, что та жива.

Нина пережила войну и до последних дней своей жизни жила в Ленинграде (Санкт-Петербурге). 6 февраля 2013 года Нина умерла в возрасте 94 лет. Была похоронена на кладбище, в поселке Вырица.

Лёка

Лёка буквально жил на Адмиралтейском заводе, работая там днём и ночью. Родных навещать приходилось редко, хотя завод был недалеко от дома — на противоположном берегу Невы, за мостом Лейтенанта Шмидта. В большинстве случаев ему приходилось ночевать на предприятии, часто работая по две смены подряд. В книге «История Адмиралтейского завода» есть фото Леонида, а под ним надпись:

Лёка умер от дистрофии 17 марта в заводском стационаре. Ему было 24 года. Позже Михаил вспоминал о брате как об отличном парне, который всегда гордился тем, что был ровесником Октября и что год его рождения — 1917. Таня раскрывает блокнот на букве «Л» и пишет, в спешке объединяя два слова в одно:

Лёку вместе с заводчанами, которые умерли с ним в одно время в стационаре, хоронили сотрудники завода — отвезли на Пискарёвское кладбище.

Дядя Вася

В апреле 1942 года, с потеплением, из осаждённого Ленинграда исчезла угроза смерти от холода, однако не отступала угроза со стороны голода, в результате чего в городе к тому моменту началась целая эпидемия: алиментарная дистрофия, цинга, кишечные заболевания и туберкулёз уносили жизни тысяч ленинградцев. И Савичевы не стали исключением. 13 апреля в 56 лет умер Василий. Таня раскрывает блокнот на букве «Д» и делает соответствующую запись, которая получается не очень правильной и сбивчивой:

Дядя Лёша

25 апреля эвакуация по Дороге жизни была прекращена. 4 мая 1942 года в Ленинграде открылось 137 школ. К учёбе вернулись почти 64 тысячи детей. Медицинский осмотр показал, что из каждых ста лишь четверо не страдали цингой и дистрофией.

Таня в свою школу № 35 уже не вернулась, потому что теперь на ней лежала забота о матери и дяде Лёше, которые к тому моменту уже окончательно подорвали здоровье. Алексею к тому моменту уже был поставлен диагноз — третья степень алиментарной дистрофии, и при этом запущенная. Его не могла спасти даже госпитализация. Дядя Алексей умер в возрасте 71 года 10 мая. Страница на букву «Л» уже была занята Лёкой и поэтому Таня пишет на развороте, слева. На этой странице слово «умер» Таня пропускает:

Мать

Марии Игнатьевны не стало утром 13 мая. На листке под буквой «М» девочка делает запись, пропустив слово «умерла»:

Со смертью матери Таня потеряла надежду, что Миша и Нина когда-нибудь вернутся домой. На букве «С» она пишет:

Брата и сестру Таня окончательно считает погибшими и поэтому на букве «У» выводит:

И, наконец, на «О»:

Таня

Свой первый страшный день Таня провела у своей подруги Веры (Веры Афанасьевны Николаенко), которая жила вместе с родителями этажом ниже Савичевых. Вера была на год старше Тани и девочки общались по-соседски. Во время Блокады Вера с Таней не виделись. Вера почти не выходила из дома и не знала, что происходит у соседей. Но утром 13 мая 1942 года Таня пришла к ним сама.

Мать Веры, Агриппина Михайловна Николаенко, зашила тело Марии Игнатьевны в серое одеяло с полоской. Отец Веры, Афанасий Семёнович, который был ранен на фронте, лечился в госпитале в Ленинграде и имел возможность часто приходить домой, пошёл в детский сад, что находился рядом, и попросил там двухколёсную тележку. На ней он и Вера вдвоём повезли тело через весь Васильевский остров за реку Смоленку.

Трупы из этого ангара хоронили в братских могилах на Смоленском православном кладбище, так что Танина мать лежит там. Когда газета «Аргументы и факты» в январе 2004 года напечатала статью про Нину и Мишу под названием «Савичевы умерли не все», в её редакцию позвонил сын Веры и рассказал, что его мать хоронила мать Тани Савичевой. Редакция позвонила ей и выяснила все подробности. После чего Вера встретилась с Ниной. Нина была очень удивлена, когда узнала, что её мать похоронена на Смоленском кладбище, потому что до этого она была уверена, что мать вместе с дядями, бабушкой и братом похоронена в братских могилах на Пискарёвском кладбище. Государственный мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда в своё время даже сообщил ей номера этих могил. Однако сотрудники архива Пискаревского кладбища установили с точностью, что Мария Игнатьевна Савичева похоронена на Смоленском православном кладбище, прямо недалеко от могилы её мужа. Правда, при регистрации допустили ошибку: отчество Игнатьевна почему-то заменили на Михайловна. Под этим именем она и значится в электронной Книге памяти кладбища.

Таня пробыла у Николаенко весь тот день и осталась на ночь.

Таня пошла к бабушкиной племяннице тёте Дусе — Евдокии Петровне Арсеньевой, которая жила в коммунальной квартире на улице Пролетарской диктатуры (дом № 1а, комната № 3). Она родилась в Петрограде. В 1918 году умерли её отец и мать, и они с сестрой Ольгой (в будущем Крутоус) остались сиротами, после чего их разлучили. Ольга попала в детский дом в Пушкине, а Евдокию в качестве няньки отправили в одну деревенскую семью. Ещё задолго до войны Ольга разыскала сестру и уговорила её вернуться в Ленинград, где та нашла работу на слюдяной фабрике. С 1930 года сёстры не общались, в результате тяжёлого детства Евдокия выросла очень неприветливой.

С собой Таня прихватила стоявшую у них дома палехскую шкатулку, в которой хранились мамина свадебная фата и венчальные свечи. Теперь же вместе с ними там лежали шесть свидетельств о смерти и блокнот Нины. Тётя Дуся взяла опекунство над Таней и перевезла в свою комнату на хранение многие вещи Савичевых. В то время она отрабатывала на заводе по полторы смены без отдыха и, уходя на работу, отправляла девочку на улицу, а комнату запирала на ключ. Делалось это исключительно по благим намерениям, так как Таня к тому моменту уже сама была окончательно истощена и для неё же было лучшим пребывание на свежем воздухе. Несмотря на то, что уже стоял май, девочка, как и все ленинградцы, страдавшие дистрофией, ощущала озноб и ходила в зимней одежде. Нередко случалось, что, вернувшись домой, тётя Дуся заставала Таню спящей прямо на лестнице.

В самом начале июня 1942 года Таню, так же уснувшую на лестнице, застал Василий Крылов — друг Лёки (играл в его ансамбле и тоже был белобилетником, потому что во время Советско-финской войны лишился нескольких пальцев на руке) и воздыхатель Нины (Василий по профессии был инструктором по планеризму, а Нина до войны всерьёз увлекалась планерным спортом). От него она узнала, что Нина жива. Оказалось, что во время эвакуации она тяжело заболела, её сняли с поезда и отправили в больницу, откуда она попала в совхоз в Тверской области (тогда Калининская). При первой же возможности Нина послала Василию (при этом не зная, что его тоже эвакуировали, однако ему удалось довольно скоро вернуться домой) письмо, чтобы он узнал, что с её семьёй. Спустя какое-то время Крылов прислал ей ответ, что тётя Дуся, якобы из благих намерений, сняла с себя опеку над Таней и отправила её в эвакуацию.

Эвакуация

Евдокия Петровна Арсеньева в конечном счёте сняла с себя опеку над Таней и оформила её в детский дом № 48 Смольнинского района, который готовился тогда к эвакуации в Шатковский район Горьковской области (с 1990 года Нижегородской), что был в 1300 километрах от Ленинграда. Детские дома в блокадном Ленинграде формировались и укомплектовывались педагогами под строгим контролем НКВД, после чего переправлялись на Большую землю. Эшелон, в котором находилась Таня, неоднократно попадал под бомбёжки, и только в августе 1942 года прибыл, наконец, в посёлок Шатки. Одна из создателей шатковского музея, посвящённого Тане Савичевой, преподаватель истории Ирина Николаева позже вспоминала:

Детский дом № 48 в составе 125 детей (в том числе и Тани) был отправлен в расположенный неподалёку от Шатков посёлок Красный Бор. Там их разместили в одном из зданий средней школы, где они должны были пройти двухнедельный карантин. Несмотря на нехватку продуктов и медикаментов, горьковчане смогли выходить ленинградских детей. Как следует из акта обследования условий жизни воспитанников детского дома, все 125 детей были физически истощены, но инфекционнобольных насчитывалось лишь пятеро. Один малыш страдал от стоматита, трое болели чесоткой, ещё один — туберкулёзом. Случилось так, что этим единственным туберкулёзным больным и оказалась Таня Савичева.

Таню не допускали к другим детям, и единственный человек, который с ней общался, была приставленная к ней медсестра Нина Михайловна Середкина. Она делала всё, чтобы облегчить Танины страдания и, по воспоминаниям Ирины Николаевой, ей это в какой-то степени удалось:

Но Таня всё равно была настолько слаба, что в начале марта 1944 года её пришлось направить в Понетаевский дом инвалидов в селе Понетаевка, что было в 25 километрах от Красного Бора, хотя и там ей не стало лучше. По состоянию здоровья она была самым тяжёлым больным, и поэтому через два месяца 24 мая Таню перевели в инфекционное отделение Шатковской районной больницы, где за ней до последнего дня ухаживала санитарка Анна Михайловна Журкина:

Прогрессирующие дистрофия, цинга, нервное потрясение, да ещё костный туберкулёз, которым Таня переболела в раннем детстве, сделали своё дело. Из всех прибывших тогда детей детского дома № 48 не удалось спасти только Таню Савичеву. Её часто мучили головные боли, а незадолго до смерти она ослепла. Таня Савичева умерла 1 июля 1944 в возрасте 14-ти с половиной лет от туберкулёза кишечника.

Когда девочка умерла, Журкину отправили в областной центр за дезинфицирующими материалами. Ехать ей пришлось на крыше вагона и так же возвращаться назад с двумя мешками хлорки. Оказавшись в Таниной палате, она увидела, что её кровать уже пуста. Выяснилось, что в тот же день Таню, как безродную, похоронил больничный конюх. Он показал Журкиной место на поселковом кладбище. Рядом с этим местом были похоронены родные Анны Михайловны. С того же года она стала ухаживать и за Таниной могилой.

Владелец страницы: нет
Поделиться