Дмитриев-Мамонов Матвей Александрович — Биография

Граф Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов (14 (25) сентября 1790, Москва — 11 (23) июня 1863, имение Васильевское, ныне в черте Москвы) — русский общественный деятель и литератор, организатор и шеф Мамоновского полка во время Отечественной войны 1812 года, генерал-майор (1813 год), основатель преддекабристского Ордена русских рыцарей. Владелец крупного состояния, включавшего подмосковную усадьбу Дубровицы. В 1825 году отказался присягать Николаю I и был объявлен сумасшедшим. Остаток жизни провёл под опекой в усадьбе Васильевское, известной как Мамонова дача.

Юность. Литературные занятия

Отец — граф А. М. Дмитриев-Мамонов — генерал-адъютант и фаворит Екатерины II. Мать — княжна Дарья Федоровна Щербатова. Был одним из богатейших землевладельцев России (в 1860 году владел 90 тысяч десятин земли в 10 губерниях и 29 уездах, 15 тысяч душ крестьян мужского пола, более чем 200 тысяч рублей в билетах Государственного банка, драгоценностями на сумму свыше 200 тысяч рублей, недвижимостью в Москве и Петербурге и др.)

Получил домашнее образование. В январе 1807 года пожалован в камер-юнкеры, с 9 (21) апреля 1811, благодаря протекции министра юстиции И. И. Дмитриева, стал обер-прокурором 6-го (Московского) уголовного департамента Сената. В эти годы сблизился с московскими масонами (М. И. Невзоровым и Н. И. Новиковым, быстро поднялся от низших («иоанновских») к высшим (так называемым «андреевским») степеням и уже к 1807 году был «великим мастером».

В 1811—1812 годах опубликовал в журнале Невзорова «Друг юношества» цикл стихов («Огонь», «Вещание премудрости о себе», «Честь», «Гению», «Истина» и др.), написанных под влиянием поэзии Боброва и Державина. В своем литературном творчестве примыкал к противникам Карамзина — «архаистам». Занимался изучением Пугачевщины.

Военная служба

В начале Отечественной войны 1812 года выступил перед московским дворянством с патриотической речью, которая произвела на общество огромное впечатление. Текст этой речи не сохранился, хотя Пушкин и назвал её позднее «бессмертной». Мамонов предложил правительству употребить все свои доходы на военные нужды, оставив для себя лишь по 10 тысяч рублей ежегодно, и заявил, что готов мобилизовать своих крестьян. Император поблагодарил его за такое рвение, предложив графу сформировать на собственный счет кавалерийский полк в составе Московского ополчения.

23 июля (4 августа) 1812 вступил в Московское ополчение, участвовал в Бородинском, Тарутинском и Малоярославецком сражениях. Формирование полка, получившего по имени своего шефа название 1-го конного казачьего графа М. А. Дмитриева-Мамонова, продвигалось туго, хотя командиром был назначен популярный кавалерийский полковник князь Б. А. Святополк-Четвертинский. Полк был частью набран из собственных крепостных графа, а частью из навербованных волонтеров. Офицерами записывались московские дворяне, в частности, князь П. А. Вяземский, написавший впоследствии об этом времени:

К 19 (31) августа в составе полка числилось всего 56 офицеров, 59 унтер-офицеров, 186 рядовых и насчитывалась только 81 лошадь. Хотя в сражениях полк участия не принимал, но обеспечивал порядок при отходе армий через Москву и переправе через р. Москву у Дорогомиловской заставы. Сам же Дмитриев-Мамонов за доблесть, проявленную при Тарутине и Малоярославце, был награждён золотою саблею «За храбрость».

В связи с передислокацией полка в Ярославскую губернию, потерей купленной в Москве амуниции и разорением деревень Мамонова дальнейшее формирование полка затянулось. На начало января 1813 года в 10 эскадронах (сотнях) состояли 60 офицеров, 96 унтер-офицеров и 389 казаков.

12 (24) марта 1813 был подписан указ о переформировании 1-го казачьего полка в уланский графа М. А. Дмитриева-Мамонова полк из 6-ти эскадронов, а сам он был назначен шефом полка и произведён в генерал-майоры. В апреле полк был переведен в Серпухов, а летом наконец выступил в поход. «Граф всегда был тщеславен, а эти отличия перепитали гордость его. К тому же он никогда не готовился к военному делу и не имел способностей, потребных для командования полком. Пошли беспорядки и разные недоразумения. Ещё до окончательного образования полка он дрался на поединке с одним из своих штаб-офицеров, кажется, Толбухиным», — свидетельствовал князь Вяземский.

На театр военных действий полк прибыл в 1814 году и дошёл до города Форлуи во Франции. Шеф полка по молодости и неопытности не сумел поддержать дисциплину среди своих воинов (ещё при формировании в Ярославле его «казаков» называли «мамаевцами», а в Серпухове по фактам бесчинств было даже начато расследование); произошли столкновения с союзниками-австрийцами и местным населением, был сожжен населенный пункт в Германии. 27 августа (8 сентября) 1814 полк Мамонова был расформирован, а сам он прикомандирован к командиру 1-го кавалерийского корпуса генералу Ф. П. Уварову. После окончания военных действий состоял при начальнике 2-й конно-егерской дивизии. 2 (14) марта 1816 вышел в отставку после конфликта с императором Александром I, которому написал резкое письмо по поводу расформирования его полка (формально отправлен в отставку по болезни).

Общественно-политическая деятельность

Ещё в 1812 году организовал Орден русских рыцарей, первоначально чисто масонский, но в 1814—1815 годах под влиянием М. Ф. Орлова превратившийся в одну из первых преддекабристских организаций. Составил программные документы ордена, в 1816 году отпечатал в типографии Московской медико-хирургической академии брошюру «Краткие наставления Русским Рыцарям», тиражом 25 экземпляров (на франц. языке; сохранилась копия русского оригинала). Конституционные проекты Мамонова были опубликованы в 1906 году А. К. Бороздиным. Они включали отмену крепостного права, превращение России в аристократическую республику с двухпалатным парламентом (наследственная палата пэров и палата депутатов). Одной из целей ордена было «лишение иноземцев всякого влияния на дела государственные» и «конечное падение, а если возможно, смерть иноземцев, государственные посты занимающих». Иноземцем же «перестает почитаться в ордене правнук иноземца, коего все предки, от прадеда до отца были греко-российского вероисповедания, служили престолу российскому и в подданстве пребывали, не отлучаясь из России». Это положение было прямо направлено против Александра I, который по мнению Мамонова (параграф 53 «Статутов» ордена) был иноземцем, так как являлся внуком голштинца Петра III, и к тому же часто выезжал из России. Средством осуществления преобразований граф полагал военный переворот.

Вернувшись в 1817 году из-за границы, заперся в своем подмосковном имении, где и прожил до 1823 года почти безвыездно, лишь изредка наведываясь в Москву:

В течение нескольких лет он не видал никого даже из прислуги своей. Всё для него потребное выставлялось в особой комнате; в неё передавал он и письменные свои приказания. В спальной его были развешены по стенам странные картины кабалистического, а частью соблазнительного, содержания.

По мнению историков XIX века, уже в 1817 году у графа появились признаки душевного расстройства, выражавшиеся в склонности к затворническому образу жизни, в том, что он демонстративно отпустил бороду и носил «русский костюм». По мнению же современных исследователей, в частности Ю. М. Лотмана, подобная экстравагантность поведения никак не может сама по себе служить доказательством сумасшествия. Современники и мемуаристы сходятся в том, что граф обладал крайне самолюбивым, гордым и вспыльчивым характером, всячески подчеркивал свою родовитость, и не считал нужным выбирать выражения даже в переписке с чиновниками более высокого ранга. При этом Мамонов продолжал поддерживать отношения с членами тайных обществ, а М. Ф. Орлов несколько раз навещал его в имении. Это вызвало беспокойство властей, подогретое доносами М. К. Грибовского о деятельности тайных обществ, а потому граф с начала 1820-х состоял под тайным надзором.

Демонстрируя собственную независимость, выстроил в своем имении Дубровицы, у слияния Десны и Пахры, в 35 верстах от Москвы, настоящую крепость с пушками и ротой солдат из собственных крестьян. Выказывая презрение к Романовым и «ничтожество» их прав на престол, хранил у себя знамя князя Д. М. Пожарского и окровавленную рубашку царевича Дмитрия Ивановича — своего рода символ династии Рюриковичей.

Дмитриевы-Мамоновы, хотя и не сохранили княжеского титула, тем не менее весьма гордились своим происхождением от Владимира Мономаха. Мысль о принадлежности к Рюриковичам жила ещё в середине XIX века в сознании потомка Дмитриевых (младшей ветви рода), литератора М. А. Дмитриева — племянника знаменитого поэта И. И. Дмитриева. В своих мемуарах он писал:

Арест и объявление душевнобольным

В 1823 году у графа умер камердинер и был нанят новый, из вольных людей, мещанин Никанор Афанасьев, бывший крепостной человек князя П. М. Волконского, начальника Главного штаба и одного из руководителей политического сыска, на чье имя и поступил в марте 1822 года донос Грибовского. В доносе этом сообщалось о неожиданной активизации «полагавшегося давно исчезнувшим» Ордена Русских Рыцарей и прямо называлось имя Мамонова. По свидетельству сына учителя русской словесности в доме графа Мамонова — П. Кичеева, — новый камердинер не столько выполнял свои служебные обязанности, сколько шпионил за графом. Тот, подозревая в слуге правительственного агента, приказал его высечь. Пострадавший явился в Москву к военному губернатору князю Д. В. Голицыну. Тот немедленно направил в Дубровицы своего адъютанта, а когда Мамонов его прогнал, в село явились жандармы и отряд солдат, которые и арестовали графа.

Расследование дела курировали лично Александр I и Аракчеев. Как пишет князь Вяземский, «по управлению имением его оказались беспорядки и, притеснения крестьянам, разумеется, не со стороны помещика-невидимки, а разве со стороны управляющих». По высочайшему повелению Дмитриев-Мамонов был подвергнут домашнему аресту в своем московском доме в Мамоновом переулке (в 1830 г. продан под размещение глазной больницы). На угрозу Д. В. Голицына назначить над ним опеку граф ответил гневным письмом, в котором, в частности, заявил:

В конце послания Мамонов добавляет, что готов выяснить отношения с губернатором на дуэли. 28 февраля он написал своему старому покровителю И. И. Дмитриеву с просьбой о заступничестве, но тот уже несколько лет как был в отставке и ничем помочь не мог.

Назначенная Д. В. Голицыным медицинская комиссия признала графа сумасшедшим. По представлению Голицына Комитет министров принял 23 июня (5 июля) 1825 решение об установлении опеки.

По всей видимости, Дмитриев-Мамонов был обыкновенным снобом, эксцентриком и фрондёром, но правительство опасалось, что сочетания его денег, связей с заговорщиками из тайных обществ, и возможностей Орлова, командовавшего дивизией, будет достаточно для того, чтобы устроить мятеж или переворот.

В ходе декабрьских событий 1825 года граф, содержавшийся в Москве пока ещё в качестве поднадзорного, а не душевнобольного, отказался присягать императору Николаю I и признавать законность его режима. После этого к нему начали применять методы жестокого принудительного лечения, ставившие целью или добиться покаяния, или довести арестованного до сумасшествия. Родственник графа и один из его последних опекунов Н. А. Дмитриев-Мамонов пишет, что «первое время с ним обращались строго и даже жестоко, чему служат доказательством горячешные рубашки и бинты, которыми его привязывали к постели, найденные мною тридцать лет спустя в его гардеробе», а П. Кичеев добавляет, что «лечение началось обливанием головы холодной водою, что, конечно, приводило графа в исступление».

С 1830 года Мамонова содержали в строгой изоляции в подмосковной усадьбе Васильевское на Воробьевых горах, специально для этой цели купленной у князя Юсупова. Имение это, вследствие длительного там пребывания графа Мамонова, получило у москвичей прозвание «Мамоновской дачи». «Лечение» и издевательства тюремщиков сделали свое дело: люди, встречавшиеся с графом в 1840—1860-е, запомнили его уже безумцем, одержимым маниями преследования и величия. Умер он от ожогов, причиненных случайным возгоранием смоченной одеколоном рубашки. Похоронен в Донском монастыре в Москве. С ним закончилась графская линия рода Дмитриевых-Мамоновых.