Богданович Николай Евгеньевич — Биография

Никола́й Евге́ньевич Богдано́вич (6 декабря 1870, Санкт-Петербург — 17 декабря 1905, Тамбов) — российский государственный деятель, вице-губернатор Уфимской губернии, Тамбова. Жертва революционного террора (1905).

Первые годы

Николай Богданович родился 6 декабря 1870 года в Санкт-Петербурге в семье члена совета министра внутренних дел Евгения Богдановича. 23 апреля 1881 года, будучи десятилетним мальчиком, зачислен в пажи, а 31 января 1882 года принят в приготовительный класс Пажеского корпуса. После завершения семи классов в Пажеском корпусе принят учеником Императорского Александровского лицея, который закончил 29 мая 1892 года.

Начало государственной службы

После выпуска зачислен в Министерство внутренних дел, где состоял чиновником особых поручении при Черниговском и Ковенском губернаторах. Позже назначен земским начальником Красноуфимского уезда Пермской губернии.

В 1895 году назначен помощником Ковенского тюремного инспектора, а в 1897 году занял должность инспектора.

Губернаторство

В 1900 году получил пост вице-губернатора Тургайской области.

В 1904 году назначен на должность вице-губернатора Уфимской губернии. Совместно с губернатором генералом Иваном Соколовским принимал участие в подавлении революционного бунта 1905 года в губернии.

C 3 мая 1905 года, после ранения Соколовского, принял пост уфимского губернатора, который вскоре передал Болеславу Цехановецкому. По личной просьбе переведен в июне 1905 года вице-губернатором в Тамбовскую губернию, при губернаторе Владимире фон дер Лаунице. В этой должности принимал участие в усмирении аграрных бунтов в городе Козлове, совместно с Лауницем подавлял восстание в Тамбове. Активно ездил по губернии в период революционных беспорядков, собирал сельские сходы и организовывал благодарственные молебны императору Николаю II, что приводило к успокоению населения. Кроме того, в короткие сроки Н. Е. Богданович заставил администрацию Рязано-Уральской железной дороги, которая объявила себя Временным правительством, возобновить движение и вернуться к порядку. Народ зачастую сам помогал Н. Е. Богдановичу бороться с крамолой, охранял его. 6-го декабря, в день его ангела, депутация от г. Козлова и Козловского отделения Союза Русского Народа поднесла ему благодарственный адрес в шапке, на которой был изображён Ангел мира.

Отменил самопровозглашение Временным правительством администрации Рязано-Уральской железной дороги и добился возобновления её функционирования. Активно поддерживал русское правое движение. Вместе с Гавриилом Луженовским вошел в состав Тамбовского Союза русских людей.

За противодействие революционным событиям на Тамбовщине партия эсеров вынесла Богдановичу заочный смертный приговор и начала готовить покушение. 15 декабря 1905 года он был смертельно ранен выстрелом в грудь из револьвера на пороге губернаторского дома. Человеком, поджидавшим Богдановича, был Максим Катин. Прозвучали выстрелы. Раненый в спину вице-губернатор смог-таки войти в швейцарскую губернаторского дома, где произнеся «Я ранен», в бессилии упал на пол. Дежурившие в доме казаки, услышав выстрелы, бросились за террористом, но нарвались на пули другого эсера — Ивана Кузнецова, которого схватили тут же на углу Большой улицы.

Выстрелив в Богдановича Максим Катин бросился бежать вдоль здания почтамта к Студенцу, но, преследуемый казаками, остановился и бросил револьвер в снег. Схваченный, он был жестоко избит.

По плану эсеров первым стрелять должен был Кузнецов, а не Катин, но не смог этого сделать потому, что Богданович ехал на большой скорости. Через два дня, 17 декабря, «причастившись, соборовавшись и продиктовав предсмертную телеграмму родителям, около десяти вечера в полном сознании тихо скончался».Луженовский ужасно сокрушался по этому поводу: «Ужасно жаль Николая и его жену и как досадно, что казаки не изрубили этих подлецов на месте»…

Участь террористов была решена. Прибывший для защиты Катина и Кузнецова из Саратова присяжный поверенный Кальманович по распоряжению генерал-губернатора Клавера был арестован и из зала суда отправлен в тюрьму. 28 декабря военный суд вынес приговор — смертная казнь. Этой же ночью приговор был приведен в исполнение. Похоронили террористов на Воздвиженском кладбище.

"Говоря, что война просит своих искупительных жертв, этой необходимостью жертвы на войне хотят успокоить наше чувство, возмущенное настоящим убийством. Но — различайте врагов, — скажем мы, — и отдайте каждому из них свою дань, или уважение, или сожаление. На войне внешний враг идёт открыто, прямо и грозно. Здесь начинается и разгорается честный, отважный бой. В нём противники могут смело глядеть друг другу в глаза. Каждый из них исполняет свой долг и обязанность перед Отечеством. Они — рабы и вместе с тем — герои. Но всмотритесь в врага внутреннего, переживаемой нами междоусобной брани. Он прячется за спиною мирных граждан, он ползёт незаметно, как змея, крадётся, прибегает к обману и бьёт из-за угла. Он поднял шум, забил тревогу, кричит о свободе, а сам действует насилием всех родов и видов. Он вопиет о неприкосновенности каждой личности, а сам грозит всем убийством и страхом убийства; он, этот враг, требует прощения преступникам, а сам становится в ряды преступников, совершая возмутительные насилия, одну из жертв которого мы видим в этом гробу.

Но тем выше, тем ценнее и дороже те жертвы, которые избирает этот коварный враг. Почивший раб Божий Николай был убеждённым, преданным и искренним слугой Царским. Высота, величие и святость Царской власти была святыней его души. Служба ей, честная, открытая, прямая по долгу и совести, воодушевляла и вдохновляла его. Он отдавался ей с увлечением, не щадя ни здоровья, ни спокойствия совести.

Первым словом, которое сказал он мне, приехавшему навестить его раненого, было признание, что он никогда не изменял данной присяге и долгу службы. И мне судил Господь быть свидетелем глубокой веры почившего. С умилением вспоминаю, с какой радостью он принимал Святое Тело и Кровь Христову, как трогательно повторяли его холодеющие уста святые слова: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос…». Какою лучезарною радостью заискрились глаза его по принятии Святых Таин. Угасавший постепенно, он как бы ожил, просиял.

Покойся же мирно, вечный слуга Царский! Спи до радостного утра, страдалец и мученик, исполнивший долг свой до конца! Ты пал, как добрый воин на страже своей службы и обязанностей.

Веруем, что увенчает Господь душу Твою в селениях Своих венцом мученичества, что примет Он смерть твою в жертву искупления за Русскую землю, объятую смутой. Исповедуем, что скажет Он тебе: «Раб добрый и верный, войди в радость Господа Твоего»!.

«Это была чистая, хорошая, русская душа: русская вполне — пылкая, смелая, чуткая к добру, приветливая, незлобивая, глубоко и горячо верующая, беззаветно преданная Царю.

В Тамбове он пробыл всего несколько месяцев и в такое короткое время приобрёл много друзей, сердечно к нему расположенных. Срок слишком незначительный, чтобы ознакомиться со всяким другим человеком, но, чтобы узнать Н<иколая> Е<вгеньевича>, — совершенно достаточный: он был весь наружи, как на ладони; никаких задних мыслей, ничего скрытого. Собеседник сразу понимал его всего и совершенно невольно поддавался его чарующему обаянию. И такого человека убили. Подло, из-за угла — накрест перерезанной пулей, чтобы вернее был удар, чтобы причинить побольше страданий.

За что его убили? За то, что он был русский — до мозга костей? Или не за то ли, что русскому теперь нет места на Руси?».